Военка. Часть 2

Начало — вот тут :). А мы продолжаем феерию бреда.

Самое сложное должно было начаться как раз на четвертый день – в тот день, когда мы покинули Североморск и поехали в Мурманск, где нас ждали совершенно другие приключения. В последнюю перед своим отъездом ночь мы некисло пофестивалили – нашей скоро сформировавшейся компанией, примерно из 10 человек, мы просидели полночи в кошкоёбке (так называл склад с нашими сумками наш командир), много ржали, а после этого мы с Виталиком подняли половину роты своим ржачем – когда легли спать, нас уже по какому-то сотому кругу прибило поржать, причем без причины, просто потому что хотелось поржать. 😉 Ну, разумеется, не просто так. В это трудно поверить, но один из перцев с хуй знает какой группы, привёз с собой несколько грамм гашиша. До сих пор не знаю, где он учится, но тогда он моментально стал для нас охуенным другом! Остановиться было просто невозможно и мы лежали ржали и слушали маты со всех сторон, и ловили кинутые в нашу сторону подушки. Посреди ночи, когда смех был в самом разгаре, под раздачу попал и «мой любимый» капитан третьего ранга. Непредусмотрительно оставив свой номер телефона всем на одной из лекций, он чересчур уж разглагольствовал о (цитата): «нарезании залупы на пятаки», ну и неужели вы думаете, мы могли оставить такое остроумие и находчивость без внимания? В эту адскую для всех, кроме нас, ночь, он получил несколько смсок примерно такого содержания (примерного – потому что оригиналы не сохранились ради уничтожения улик): Зайчик! Помоги мне порезать залупу на пятаки – ну никак не выходит без тебя! Он, как личность неординарная, давал ответы, видимо находясь примерно в том же состоянии, что и мы. Не могу вспомнить даже примерного содержания его ответов, потому что это была полнейшая херня, не связанная с заданным ему вопросом. Когда мы писали ему смс, мы ржали, катались по полу, пытаясь предвидеть его реакцию и ответ. Но когда получали ответ, в воздухе повисали тишина и молчание.

Ну, к примеру, если б вы задали вопрос: Как дела? А вам на него отвечали: Да, два-три самолета прошло позавчера. Ну, вот это я сию секунду придумал полный бред, чтобы вы представили, чем он нас травил. Он потом пытался вычислить тех, кто ему слал эти смс на следующее утро, и даже сделал попытку наказать всю роту какими-то жалкими двадцатью минутами маршировки строевым шагом, но всем было уже глубоко насрать на него. Вообще, оказалось, не нам одним – когда я лазил в его телефоне, пролистывая список сообщений, первые фразы бросались в глаза: «Да ты сам чмо!…; Пошёл ты!..» Видимо, не на нас одних он не смог произвести впечатление.

Когда пришел день отъезда, нам почему-то стало ужасно тоскливо уезжать – за 4 первых дня мы очень привыкли к той обстановке, и нас уже перестали пугать истории о нарядах на уголь в котельную, о мытье раз в 10 дней, нам просто хотелось остаться там, где мы уже построили всех срочников, которые проходили службу в этой части и которых там было человек 30, где мы знаем, какого мичмана можно было послать, а при каком нужно было спать и не издавать ни звука. Мы ехали в какую-то неизвестность, в какую-то очередную задницу, и нас это пугало до усрачки.

Когда нас привезли, все резко стало хреново. Ну, это знаете, такое ощущение, когда чувствуешь себя не в своей тарелке, кажется, что все вокруг против тебя и с каждой минутой это ощущение все растет и растет, и, как назло, появляется все больше и больше факторов, свидетельствующих об этом!

Нас привели в какую-то маленькую комнатку, в которой в углу были навалены 24 кровати (а нас привезли в итоге 25 человек). Нас встретили эти косые взгляды и смешки в наш адрес со стороны срочников (здесь их оказалось 27 человек), причем нас грозно предупредили, что есть даже ингуши, которые любят повздорить, и что вообще в этой части собирают всех тех, кто по каким либо нарушениям был исключен из других частей – ну, типа за нарушения, или драки, или ещё че. Этот ингуш, сразу подбежал, завидев в нашей толпе Овика, и сказал на ломанном русском: а где там ваш нерусский? Позовите-ка его сюда! Его звали Адам (не на американский манер, типа Адам, а на русский именно – адАм). В этот же вечер нас не покормили, и под строгим арестом нас с Виталиком (который, к слову, был назначен командиром нашего взвода) свозили в ближайший магазин за бомж-пакетами и сосисками. Видели бы вы жалобные глаза тех, кого с нами прислали! Вот честно, человек 10 из того списка я вычеркнул бы в легкую, и с радостью отправил бы назад! Нет, вы не поймите меня неправильно, я не имею ничего против имени Петя, но то, что «доукомплектовывали» на свой выбор, т.к.был недобор до 25 человек (почему не 20 не знаю), оказалось чьей-то злой шуткой. Все сразу начали хныкать, куда это их привезли, почему их не покормили, Виталик ходил хмурый и недовольный. А мне было как-то поровну, честное слово, я был уверен, что мы не пропадем, и что с нами все будет круто!

Так и оказалось. Кормежка оказалась ну просто сказочной по сравнению с той, что была в Окольной, и те, как выяснилось, — детские, дозы, и качество пищи не шли ну просто ни в какое сравнение! Тут нам дали и колбаски кусочек и пюре с котлетками на ужин и отменный борщ на обед, и нормальное, вкусное, соленое масло на завтрак и горячий кофе, вместо топленого пресного блевотного масла, борща с костями о которые хрустели разломанные зубы, картошки с плавающим жиром, и холодного псевдокофе, в который если даже плюнешь, то уже не испортишь. Мы были несказанно рады. Ещё вот один момент был, связанный со сменой кормежки. Я долго думал, включать мне его в свой рассказ, или нет, сомневался, потом снова думал, но раз уж решил писать правду, то и об этом не написать ну просто нельзя, так как на время пребывания в арсенале это была чуть ли не главная тема разговоров для наших соседей.

Я вот не знаю. У меня такого, лично, никогда в жизни не было. Оказалось, у Виталика – тоже. По приезду в Мурманск, у нас как будто пломбу с задницы сорвало! Открыли бутылку шампанского, вскрыли бочку с тротилом, включили помпу, ну я не знаю, что-то сделали, после чего из нас со страшной силой и с просто бешеной периодичностью начали выходить газы. Грубо говоря: пердели мы. Если вам сейчас показалось это невинной шуткой, и вы не придали ей никакого значения, то очень зря! Тогда спросите у тех, кто был там с нами, какой кошмар пережили они! Честно, если взять суммарное время, когда мы выпускал газ, и время, когда мы этого не делали, и вычесть из второго первое, то получится довольно-таки нехилое отрицательное число, чуть ли не удвоенное! Если вы не поняли суть мысли – пердели мы практически постоянно, не останавливаясь на всякие мелочи вроде сна, бега, работы, окружающих, и так далее. Это просто ужас какой-то, я согласен, но сдерживать эти порывы было бы намного сложнее, честное слово! Так, первое и второе место за главного пердуна в равной борьбе мы поделили с Виталиком, ну а приз зрительских симпатий достался моему старосте Денису, который все время пукал тихо, но тааааак вонюче и – главное – выбирал моменты, когда мы с Виталиком замолкали ненадолго (а это было редко!), так сразу вставлял свое слово Денис. Безусловно, такая активность не может быть неотмеченной!

Перед тем, как ехать на сборы, нас предупреждали, что помывка будет раз в 10 дней, и что мытьё будет проходить следующим образом: будет вкопан железный столб, в который мы будем с разбегу врезаться, чтобы с нас просто отвалилась та грязь, которая скопилась на нас за 10 дней. Примерно так и было в Окольной – мыться давали очень редко, холодной водой в раковине, и очень по праздникам, чего нельзя было сказать о нас. В арсенале мы получили ежедневный душ перед сном, с горячей водой, все как надо. Сразу привычными стали «ламбадные тёрки» — это когда в душе становятся несколько бойцов в ряд и каждый трёт спину впередистоящему. Вообще, армейских традиций и обычаев, мы толком не увидели. Не увидели дедовщины, не увидели, как таковой, дисциплины, больше всего увидели идиотизма и маразма – вот их в сегодняшней армии просто хоть жопой жуй!

Не избавилась и, наверное, ещё долго не избавится наша армия от предания советских времен. Почему-то, если армия, то это значит: старинное оборудование, старые телефоны, старая система учета журнальчиками, такое ощущение, что попадаешь на несколько десятков лет назад. Лишь телевизор и компьютер в единичных количествах иногда могут напомнить, что сейчас 21 век. И то, едва ли. К примеру. Ну неужели нет никаких средств и никакого дела хотя бы до водопровода? Вы видели когда-нибудь умывальники с двумя кранами из двух разных труб? Т.е. это две разных трубы с двумя отдельными кранами (без смесителя) — один с горячей, а другой с холодной. Причем не просто горячей и не просто холодной – а ледяной и кипятком – и как хочешь, так и смешивай – толи сначала мерзни потом суй руки под кипяток, толи сначала обжигайся, а потом резко охлаждай руки.

Про туалеты и канализацию я вообще молчу! Хотя нет, про один случай рассказать нужно. В общем, в этой части, помимо арсенала, была и пожарная бригада со своей пожарной машинкой, единственной такой в городе – речь идет о нулёвом КаМаЗе – моя мечта, мой идеал всего детства, для меня всегда было мечтой прокатиться в кабине этого Зверя, сверху посмотреть на жалкие машинки, раздавить кого-нибудь, услышать этот рёв из кабины, и, забегая вперед, скажу, что мои детские мечты мне удалось осуществить с лихвой. Но сейчас, собственно говоря, не об этом. Так вот, у этого Камаза, который эксплуатируется у них крайне редко, т.к.пожары бывают не каждый день, довольно внушительных характеристик водная пушка.

Максимальное давление воды, получаемое на выходе пожарного рукава – примерно 10 атмосфер. Чтоб вы приставили: при напоре в 7-8 атмосфер, вода начинает пробивать и разрушать асфальт. Так вот, суть рассказа – как используется эта пожарка из-за недостатков канализации. В один прекрасный день у нас забилась дрючка в туалете. Дрючка – это дырка, куда надо попасть сидя в позе орла. Не знаю, какой монстр смог это сделать, и как, но факт забитой дрючки был. Естественно, на помощь пришла полезная пожарка. Не долго думая (военные же!), рукав пожарного шланга вставился в дрючку (диаметры по какой-то дурацкой удаче совпали) и с давлением в 5 атмосфер напор был направлен в глубины туалетного мира.

Дерьмодемон сопротивлялся недолго и после нескольких коротких моментов шланг оборвался в месте крепления с раструбом и начал хлестать и летать во все стороны. Выбил фанерную дверь в сушилку, залил весь первый этаж водой в перемешку с дерьмом, по щиколотку, напугал всех вокруг, и заставил всех вспомнить фильм «Бездна», где там помните – такой водяной шланг лазил по базе? Ну вот в этот шланг тоже вселился какой-то злой дух, наверное. В общем, дрючку так и не прочистили в этот раз, зато наш дневальный Виталик собирал эту воду на первом этаже ещё часа два и на всю казарму разнеслось приятного благовоние.

Итак, по приезду в арсенал, в первые дни, нам начали читать какие-то лекции. Приводили в конференц-зал, и там, чаще всего, нам читал какую-то муть подполковник. Муть. Никто не обратил внимания на это слово в предложении, я прав? А зря. Вот спрашивается, на хрена нам нужна организация хранения боеприпасов на складе или оформление документов при транспортировке опасных грузов? Слушать это было невозможно. Тем более, из уст подполковника. Он как-то рассказывает – не говорит, а мурлычет.

Понимаете, о чём я? Невозможно было сидеть и слушать это бодрствуя! Вот даже если мы выспались, нормально себя чувствовали до момента прихода на лекцию, чуть было начинал он свой рассказ, так сразу ВСЕ начинали сначала часто моргать, потом зачем-то смотреть в пол, потом голова как-то самовольно склонялась в бок и наступал сон. Чтобы прогнать этот сон нужно было совершить ну просто титанические усилия!.. Так, мы с Виталиком каждую минуту пихали друг друга, чтобы хоть как-то держаться, хотя бы какое-то время сидеть с поднятой головой. Не знаю, кого как, а меня почему-то безумно веселило это зрелище. Бывает, провожу взглядом наш взвод и 2-3 человека ещё сидят в прямой позе, остальные – в отрубе, поворачиваю голову к Виталику, этот уже сидит с откинутой назад головой (как это можно уснуть с откинутой назад головой?!). И так первые три дня, пока мы, типа, осваивались. На третий день нас разделили. Это был знаковый момент в нашей судьбе. Предложили поделиться на две больших группы по 8 человек, а остальным – по 2-4 человека разбиться в маленькие группки для работ на разных территориях. Суть работ заключалась в выполнении каких-либо ненужных указаний на разных технических территориях всего арсенала. Территория арсенала, в периметре занимающая примерно 30 километров, поделена на 6 технических территорий, каждая из которых была предназначена для разных целей и разных боеприпасов. Каждая – отличается размерами, руководителями, и, соответственно, видами работ. Самая хреновая во всех отношениях – третья территория. Как вы думаете, кто на неё попал? Разумеется, моя бригада из восьми человек. В ней были все мои одногруппники, эдакий клан во взводе.

В первый рабочий день мы, можно сказать, знакомились с будущей работой. Надо начать с того, что я единственный, кто не взял с собой паспорт на территорию. И ещё все такие: а че ты не взял? Ты че, дурак? А я: а на хуя он тут нужен? Кто вообще говорил про паспорт? А ведь никто не говорил. Просто все типа такие предусмотрительные, а я типа распиздяй что не взял паспорт. Ну, и меня не пропустили через проходную, оборудованную металлоискателем как в аэропортах и теткой с мелким металлоискателем. Уже во второй половине дня я взял паспорт и занимался делом – мы переносили ящики со снарядами 57-го калибра с одной кучки в другую кучку, сортирую по партиям. А в первой половине дня, — я два с лишним часа расчищал снег у въезда на территорию. Сначала мне это даже нравилось! Был какой-то азарт! Снег! Убрать! Весь! Меня эта тётя еле прогнала оттуда, чтоб я перестал убирать снег! Говорит: ты че, дебил? Может, везде тогда уберешь? Если б был приказ, убрал бы – подумал я. Вообще, я не мог не выделиться, даже на этих сборах, на которых я пытался особо не рисоваться, и не выделяться из толпы, ведь известный факт, что тот, кто больше всех запоминается, тот больше всех работает, хотя в моём случае этот момент всегда действовал наоборот. Началось это ещё в Окольной. На одном из вечерних построений, вместо того, чтобы стоять и слушать перекличку, я стоял сзади друга Олега и ритмично показывал ему жест «анальные войны»: ладонью одной руки, часто бил по кулаку в другой руке. (кулак в руке… надо запомнить).

Разумеется, на это обратил внимание офицер (правда лоховатый, молодой перец, не старше меня, наверное), и попросил меня отжаться 10 раз – типа наказал! 🙂 Затем, голос. Дело в том, что господь вместе с родителями наградили мою гортань талантом испускать звонкий, громкий и всераздражающий звук. И на всех перекличках, запевах, и построениях, я не мог не воспользоваться этим чудным даром. Пипец, так сложно написал о том, что могу громко орать! Аж сам зачитался! Ну так вот, на первом же построении перед командиром части в Арсенале (в 8 утра), весь состав офицеров, срочников, короче все, кто в этой части служит, строились на плацу для того, чтобы получить указания от командира части, и поприветствовать его. Как это выглядит. Все человек 70 стоят в ряд, подходит командир (капитан 1 ранга, а-ля полковник), дежурный по части рапортует: Товарищ капитан 1 ранга, состав роты для получения указаний построен. Дежурный по роте, майор … ну какой-нибудь Уткин… Командир поворачивается к составу, говорит: Здравствуйте, товарищи! И вот тут такой момент: все делают паузу, набирают воздух, и выпаливают залпом: Здравия желаю товарищ капитан первого ранга! На первом построении, срочники сказали тем, кто стоял в заглавии нашего строя: парни, лучше молчите, мы проорём, вы один хер не знаете, как орать, либо поздно крикните, либо рано. Молчите. Начало строя молчало. Начало передало середине. А я то, в виду своего небольшого росточка, стоял в конце, ну и мне никто, разумеется, не сказал, что надо молчать.

Я и крикнул. Ну как крикнул. Как всегда, воспользовавшись своим даром, который ещё два года назад, на наших недельных сборах, выручил наш взвод (мы получили грамоту за лучшее исполнение), когда я за всю роту орал «Катюшу», идя в конце строя. Сам не знаю, как это выглядит, но очевидцы говорили, что слышно было только конец. Т.е. меня и ещё пару человек, орущих также. Пением, разумеется, назвать это нельзя. Я просто очень громко ору. И хоть бы раз голос сорвал! Ни фига! Ну так вот, здоровается такой капитан, а я, и стоящий рядом Толик, вложив в этот первый крик перед новым командиром всю свою силу и мощь: Здравия желаю товарищ капитан первого ранга! Мы орали так, что слышали только друг друга, и нам казалось, что орут все, разумеется, а оказалось, что из всех 70 человек с лишним, орали только мы вдвоем. Причем сказали нам об этом только после того, когда уже все разошлись. Капитан, услышав это, стоял с рукой у головы ещё, наверное, минуту, и не знал, куда деваться – толи ждать ещё одного приветствия срочников, толи заканчивать приветствие.

Я б тоже потерялся. А срочники только и успели, что: набрали воздух, услышали наш вопль, и выдохнули со словом «бляяяядь…» Вечером мы из-за этого учились приветствовать командира всей ротой с капитаном, который отдельно выделил нас с Толиком – запомнил ещё как-то, не знаю как. Прям так и сказал: а вы, орлы, конечно, охренеть… надо будет на награду вас за голоса такие.

Значит, дальше о нашей жизни в арсенале. В первые же выходные нам было предложено пойти в увольнение. Правда, не было оговорено, что можно пойти только в гражданской одежде, ибо, любой комендантский патруль закончился бы для нас долгими разбирательствами, т.к.у нас и военного билета нет, и паспорт есть, и не военные мы, а одеты как военные. Короче пошли в увольнение те, у кого была гражданка, кое-кто зажал куртку, кое-кто просто не захотел идти, короче я остался, т.к.у меня не было гражданки. Да и денег не было – я с собой не брал денег вообще, наивно веря в то, что они не пригодятся. Те, кто всё же пошёл в увольнение, потом рассказывал, как кое-кто нажрался коньяка, познакомились с какими-то монстроподобными школьницами, в общем, стандартная программа, ничего выдающегося.

Надо заметить, что прежде чем у нас начался выходной в субботу, нам немного пришлось покидать снег до обеда. Немного – ключевое слово. Представьте себе кирпичное хранилище боеприпасов, высотой метра, наверное, 4. Ну и наполовину оно в снегу. И нужно раскопать проход к дверям и сделать так, чтобы эти двери открывались полностью. Здесь мне пришлось и лопатой поработать, и ломом, и заработать даже абонемент на лом у мичмана – такой башкирский Альберт, который в последствии будет относится ко мне с необъяснимой симпатией – типа давай номерами обменяемся, — я летом в Питере буду. Угощал меня чаем, кофе, а в последний день даже казинаков купил в нашем ЧПОКе (ЧПОК – чрезвычайная помощь оголодавшему курсанту), за что? Я так и не понял. Все военные питали ко мне какую-то необъяснимую симпатию, что невольно заставляло меня задуматься о смене имиджа. Пацаны, с которыми я работал на техничке, даже просили меня, чтоб я попросил его пустить всех к нему в будку, чтобы мы не ждали машину, которая должна была отвезти нас в часть, на улице, отморозив себе все пальцы на руках и ногах. Все остальные боялись его об этом просить. Ну, я просился, и он нас всех впускал (естественно) и даже угощал всех кофеем с печеньем (невиданные до этого поступки для башкирских Альбертов!). Каждый раз, когда Альберт меня встречал в коридоре, я получал в подарок от него улыбку и заботливое похлопывание по плечу. Не-не, я понимаю, что они долго служат, женщин на флоте нет. Но блядь! Почему я!? Я ведь даже волосы сбрил, чтобы выглядеть более мужественно!

Также, в увольнение мы с Виталей не пустили тех, кто «болел» всю неделю, а таких постоянно было около двух-трёх человек. Вообще, как только мы приехали, эти «больные» организовались сразу же. Конечно! Там какой-то дед-типа-врач, которому чихнешь в лицо, и он скажет «постельный режим»! И валяйся потом весь день на кровати, пока все остальные там на морозе в снегу ковыряются! Особо хитрые не преминули воспользоваться такой халявой. Что касается меня, я не люблю косить, и довольно трудолюбив. Единственное, что, пожалуй, я понял на этих сборах – это то, что я привык делать работу качественно и с душой, и не могу делать её так, чтобы отвязаться, но главное для меня – чтобы эту работу потом кто-то оценил, чтобы она была действительно нужна. А если учесть тот факт, что наша работа на этих сборах в принципе была не нужна, а давалась нам только ради того, чтобы занять наши руки, то с каждым днём я все больше и больше ловил себя на том, что такую работу я делаю последний раз в своей жизни. Ведь здесь никто не оценит, никто и не посмотрит на то хранилище, в которое уже, наверное, год никто не заходил, которое заметёт через 2 дня, ибо снег на севере – как солнце или как облака в других уголках планеты, я имею в виду такое же привычное явление. Угнетаясь всё больше, я надеялся хотя бы заболеть, простыть, выкладывался по полной в первой половине дня для того, чтобы больше вспотеть и одежда была более мокрой для работы во второй половине рабочего дня. Хрен там! Ни соплинки! Ни кашлинки! Вообще! Мой иммунитет встал стеной против холода и охранял мой организм от всех инфекций и бактерий, предоставляя мне кучу времени для бесполезной работы.

Хотя, надо уточнить, что и одевался я так, как не одевался никогда в жизни: в мирное, не военное время, я не одевал зимой шапку уже, наверное, лет 10, но здесь этот фокус бы не прошёл. Я одевал всё, что привез с собой: 3 пары носков, две из них – шерстяные, две пары штанов, одни из них – утепленные, правда 56 размера, и ко мне в штаны мог легко залезть ещё один человек, но это не важно, две кофты, одна из них – тельняшка с начесом, вторая – утепленная кофта, тоже 56 размера, сверху – бушлат, в меру теплый, обматывался ремнём 5го размера, которым мог бы обмотаться дважды, на голову надевал террористскую маску, с вырезом только для глаз, и на это все натягивал шапку-ушанку, которая налазила на голову только со смазкой, заканчивая всю эту капусту двумя парами шерстяных перчаток. И я мёрз! Честное слово! Особенно ноги на пальцах! Стоило простоять больше 5 минут без постоянного движения (танцев, например), как пальцы сразу же переставали разговаривать (онемевали). Единственный способ не замерзнуть – работать. Интенсивно бросать снег, ходить, иногда даже бегать, в общем – не стоять, как-то двигаться, иначе – до свидания ноги на пальцах, и пальцы на ногах тоже туда же.